Сергей Александрович Рачинский

(1833-1902 гг.)

«ВОПРОС О НАРОДНОМ ОБУЧЕНИИ ЕСТЬ ВОПРОС О БУДУЩЕМ ЦЕЛОЙ РОССИИ, ВОПРОС ГОРАЗДО БОЛЕЕ ВАЖНЫЙ, ЧЕМ ВСЕ ВОПРОСЫ О ФИНАНСАХ, СУДОПРОИЗВОДСТВЕ, ПОЛИЦИИ И ВООБЩЕ О ГОСУДАРСТВЕННЫХ УЧРЕЖДЕНИЯХ. ЕСЛИ ПОСЛЕДУЕТ В НАРОДЕ НРАВСТВЕННОЕ РАЗЛОЖЕНИЕ, ТОГДА САМЫЕ ПРЕВОСХОДНЫЕ УЧРЕЖДЕНИЯ НЕ УДЕРЖАТ ГОСУДАРСТВО ОТ ГИБЕЛИ». СЕГОДНЯ ЭТИ СЛОВА РУССКОГО ПЕДАГОГА И УЧЕНОГО СЕРГЕЯ АЛЕКСАНДРОВИЧА РАЧИНСКОГО АКТУАЛЬНЫ, КАК НИКОГДА. ЧТО МОЖЕТ ПРОТИВОПОСТАВИТЬ РОССИЯ НАХЛЫ­НУВШЕЙ ВОЛНЕ ЭГОИЗМА И РАСПУЩЕННОСТИ? ТОЛЬКО СВОЮ СОБСТВЕННУЮ НАЦИОНАЛЬ­НУЮ ШКОЛУ — ЖИВУЮ И ДОБРУЮ.

«СИМФОНИЧЕСКАЯ» ЛИЧНОСТЬ

Земная жизнь Сергея Рачинского началась и закончилась в одном и том же месте — селе Татево Смоленской губернии, в один и тот же день — 2 мая. Кажется, он никуда и не уезжал из родного дома и тихо жил в нем — от Пасхи до Пасхи. Между тем, наградив Рачинского многочисленными талантами, Господь отвел ему 69 лет удивительной жизни, пол­ной резких поворотов и поразительных встреч.

В 15 лет Рачинский — студент Московского универ­ситета (сначала — медицинский факультет, а затем — естественное отделение физмата), а в 24 года — уже доктор ботаники, профессор и надворный советник. Он основал собственную кафедру физиологии рас­тений, перевел на русский «Происхождение видов» Ч. Дарвина и накрепко привил своим студентам любовь к садоводству и цветоводству.

Путешествуя по Европе, сблизился с Ференцем Листом, став не только его учеником, но и соавтором. Потрясенный исполнительским талантом Рачинского, Лист уверял, что только в музыке — его истинное призвание. П.И. Чайковский предложил Рачинскому сотрудничество при написании двух «средневеко­вых» опер. К сожалению, в полной мере этот замы­сел воплощен не был. Но благодарный композитор посвятил другу и вдохновителю свой Первый струн­ный квартет.

Артистичный и общительный, Рачинский был любимцем светских салонов Веймара и Москвы, а профессора Берлина и Йены поражались его исключительным способностям к философии. За свои талантливые статьи по русской словесно­сти он был избран членом-корреспондентом Санкт- Петербургской Академии Наук. Говорят, сам Лев Толстой обращался к нему за советом, когда писал «Войну и мир», а князь В.Ф. Одоевский консульти­ровался насчет русских народных песен, до которых Рачинский был большой охотник. Человек энцикло­педических познаний, Рачинский свободно владел четырьмя иностранными языками и всю жизнь вел обширнейшую переписку, которая в итоге составила 130 увесистых томов.

С легкой руки Рачинского-переводчика европей­цы узнали сказку С.Т. Аксакова «Аленький цветочек» и переложили ее на свой лад, превратив в «Красавицу и чудовище». Рачинский-поэт создавал прекрасные романтические поэмы и возвышенные духовные гимны, а его веселые песни распевали бесшабашные немецкие студенты.

БЛАГОРОДНАЯ ФАМИЛИЯ

Представители древнего рода Рачинских всегда отличались блестящей образованностью. Сергей Рачинский был правнуком екатерининско­го вельможи, генерала-фельдмаршала Григория Потемкина, о котором писали, что он «веселится среди опасностей и скучает среди удовольствий». Так однажды, заскучав на столичных балах, моло­дой Потемкин удалился в поместье Татево и начал жадно поглощать книги из фамильной библиотеки. Мог не спать по трое суток, читая. За эти полгода, проведенные в сельской глуши, «он обрел универ­сальность познаний, и вернулся в Москву бодрым и оживленным».

С тех пор Рачинские продолжали бережно и кропотливо собирать семейный архив и обо­гащать книжное собрание. В середине XIX века Сергей Александрович вместе с сестрой Варварой издал уникальный «Татевский сборник», в которыйвошли письма, стихи, рисунки Е. Боратынского, В. Жуковского, П. Вяземского и других звезд пуш­кинской плеяды.

Братья Рачинские были не просто людьми высо­кообразованными, они отличались внутренним благородством и, по словам современников, «фено­менальной сердечной отзывчивостью». Старший Владимир Александрович — известный художник, активно помогал вдовам и сиротам Крымской войны, а также нуждающимся крестьянам родного Бельского уезда, которые за честность и неподкупность избра­ли его мировым судьей. Другой брат — блестящий флотский офицер Александр Александрович, выйдя в отставку, стал уездным предводителем дворянства и почетным мировым судьей на Тамбовщине.

Младшие — Сергей и Константин, будучи адъюн­ктами Московского университета, организовали бла­готворительный фонд, и каждый год на свои деньги отправляли учиться за границу одаренных студен­тов. Сергей Александрович был постоянным чле­ном Попечительского комитета о бедных студентах и неоднократно избирался судьей университетского суда.

КРУТОЙ ПОВОРОТ

В 1867 году в университете начались либераль­ные реформы, и был смещен со своего поста один из деканов-славянофилов, много потрудивший­ся на ниве просвещения (речь идет о профессоре права В.Н. Лешкове, декане юридического факуль­тета. Дело о его смещении с поста декана вызва­ло широкий общественный резонанс). Махинации с этими выборами вызвали бурю протеста со стороны консервативной профессуры, и несколько уважаемых ученых покинули университет. В их числе — Сергей Александрович Рачинский. Его уход стал настоящей катастрофой — и для кафедры, и для него самого. Какое-то время Рачинский еще оставался в Москве, утешаясь музицированием и философскими беседа­ми на званых вечерах в собственном литературном салоне. Посещал заседания русского географиче­ского общества и физической обсерватории, членом которых являлся, писал рецензии на книги и теа­тральные постановки.

Однажды, проезжая мимо Успенского храма на Покровке, Сергей Александрович вспомнил, как в юности именно здесь пережил удивительное состояние: такую тишину и мир в душе, такую сла­дость, что и высказать нельзя… Это было на Троицу. Удивительное, благодатное время! Храм убран зеле­нью: его стены словно растворяются, вместо них — молодые березки, под ногами — нежная травка. Снова поют «Царю Небесный», призывая Святого Духа, Который «проникает во все наши помыслы, читает наши мысли и судит намерения» (слова архиепи­скопа Иоанна (Шаховского) из книги «Апокалипсис мелкого греха»). Возможно, именно тогда профессор Рачинский и укрепился в вере, отбросив все прежние страхи и сомнения.

Он каждое лето проводил в родном Татеве, а в 1872 году решил остаться здесь навсегда. Жизнь в усадьбе текла также, как и сорок лет назад: неспеш­но и безмятежно. На холме — великолепный храм в честь Живоначальной Троицы, рядом — огромный барский дом с колоннами и фонтаном. В глубине парка — настоящее лебединое озеро, а вдоль доро­ги — богатырская дубовая аллея. В богатом Татеве был и сыроваренный завод, и мельница, и несколько мастерских, где в умелых крестьянских руках обык­новенная лоза превращалась в кружевные корзины и изогнутые кресла.

«НАШЕ ПРИЗВАНИЕ»

Для многодетных односельчан господа Рачинские построили несколько добротных дере­вянных и каменных домов, но, главное, открыли школу для крестьянских детей. Первоначально это была самая обыкновенная сельская школа, где учили начальной грамоте, счету и письму. И вот однажды, записал С.А. Рачинский, «со мной слу­чилась вещь, от которой я не могу опомниться. Запрошлою осенью сестра, занимавшаяся школою, оставила Татево, и мне вздумалось помочь учите­лю в преподавании арифметики. Теперь у меня в Татеве шестьдесят учеников при четырех учи­телях. В окрестностях возникли еще две школы, и я буквально с утра до вечера учу и учусь». Так всемирно известный профессор стал скромным сельским учителем.

Смышленые и шустрые крестьянские дети как-то сразу взбодрили Рачинского. Он вдруг осознал что именно к этому поприщу Господь готовил его много лет. Все его знания, весь опыт — профессио­нальный, научный и житейский, все это он сможет  отдать им!

Как философ, С.А. Рачинский понимал, что «в душе русского народа дремлют богатые нетронутые духовные силы и пламенная вера в Бога и святую Церковь». Как реалист, ясно видел, что «русский человек — человек полярных нравственных ориен­тиров. Он может внезапно и быстро обратиться от грязи и зла — к добру и правде» — вот в чем дело «В деревенской глуши мы окружены людьми темными и бедными, которым мы обязаны помогать, которых мы призваны просвещать».

КЛЮЧ К РУССКОЙ ДУШЕ

«Что ищет наш народ в школьном образова­нии? — задумался Рачинский. — Прежде всего, спа­сения души. Дайте ему сознательное христианство проведите христианство в жизнь, сделайте народ русский святым, угодным Богу, и вы ответите на запросы народной души».

Жизнь по правде Божией делает человека чест­ным и сильным, а грех — лживым и слабым. Поэтому первейшая задача школы — воспитать настоящих деятельных христиан. Особое значение Рачинские придавал изучению церковнославянского языка: цер­ковнославянский язык, родившийся в чистой христи­анской купели, велик не только возвышенным строем но и возвышенным духом. Если человек научится читать на церковнославянском, то ему будут понятны и Данте, и Шекспир.

Поэтому самым любимым праздником в татевской школе была память святых Кирилла и Мефодия. В этот майский день после торжественной Литургии в школу направлялся большой крестный ход — не только с хоругвями и иконами, но и со славян­скими буквицами, прикрепленными к древкам. И на просторной школьной террасе устраивалось шумное чаепитие, с подарками и сюрпризами.

ОБОЖАЕМЫЙ УЧИТЕЛЬ

Рачинский организовал школьный хор, пора­жаясь музыкальности крестьянских детей, их тяге к древним церковным распевам. В летнее время уроки и спевки вел столичный профессор Степан Васильевич Смоленский — искусствовед, руководи­тель Придворной певческой капеллы. В татевской школе изучали иконопись и живопись, работала соб­ственная художественная мастерская, а выпускники расписывали окрестные храмы.

Важнейшее дело — изучение Закона Божия. Священник или учитель, преподающий этот предмет, должен, по мысли Рачинского, не только иметь огромный запас знаний, но и обладать нравствен­ным авторитетом. «Нужно завоевать право, — писал он, — читать Евангелие детям, не краснея за себя».

Но, пожалуй, самым интересным уроком Сергея Александровича был устный счет. «Дети не сиде­ли за партами, а теснились вокруг Рачинского. Он импровизировал задачи и задавал по несколь­ко штук зараз. Одни легкие, другие трудные, смотря по способностям учеников. Первое время они записывались на доске, но потом и это облег­чение устранилось. Устный счет принимал вид азартной игры. Ребята, решавшие задачу, броса­лись иной раз, перескакивая через парты и через головы товарищей, и говорили ответ на ухо учи­телю. Причем, иногда он совсем покрывался нава­лившимися на него ребятами» (из воспоминаний родственницы С.А. Рачинского Ксении Николаевны Боратынской). Это был настоящий «муравейник», который Рачинский так любил.

Он был для детей не просто учителем, а опе­куном и благодетелем. В школе собралось много сирот и бездомников, которые ласки родительской не помнили и досыта никогда не едали. Только здесь они узнали, что такое — сердечное тепло и искренняя забота. Не имея собственной семьи, Рачинский рас­цвел, ощущая себя настоящим многодетным отцом счастливого семейства. А обожавшие его дети друж­но решили, что даже название их села Татево проис­ходит от ласкового крестьянского «тятя», что значит «отец».

Один из учеников Рачинского вспоминал: «Вижу, как сейчас, маленькую фигурку седенького старичка, одетого с ног до головы в белое одеяние, с ясным светлым взором и сияющим любовью лицом, окружен­ную «милыми детками», как он нас называл» (из вос­поминаний о С.А. Рачинском Евдокима Елисеевича Соколова, учителя-заведующего Чернопенским двух­классным училищем Костромской губернии(1916 г.)).

ЧЕЛОВЕК ВНЕ СИСТЕМЫ

Рачинский был уверен, что школьный учитель должен быть совершенно доступен в повседнев­ной жизни, поэтому переселился из барского дома в школьное общежитие, и на протяжении двадцати лет спал на нарах. К нему всегда можно было подойти с вопросом или спросить совета. Вместе с учителями и учениками он работал на земле, содержал огром­ный огород, сад с редкими видами растений, роскош­ную оранжерею, ферму, птичник и пасеку. Являясь фактически руководителем школы, Рачинский взял на себя самую грязную работу: вычищать школьный двор от конского навоза.

Он вложил в народное образование все свои немалые личные средства, а «сам вел жизнь почти аскетическую, чем даже расстраивал свое здоро­вье». Но Рачинский понимал, что, несмотря на все усилия, «дело, которому мы служим, бесконечно медленное и трудное», «и на нем может сломить свои силы и старый профессор». «Когда силы его покидали, он уезжал на неделю-другую в столицу, к своему давнишнему, еще с московского профессор­ства, другу — К.П. Победоносцеву, чтобы подышать той атмосферой, которая с юности была ему дорога и необходима».